Жаркая осень 1904 года  - Александр Харников

– Планеры, Яков Модестович, – назидательно произнес полковник Хмелев, – можно запускать в небо разными способами. Например, с помощью резиновых амортизаторов, которые натягиваются силой пары десятков людей или четверкой лошадей – в этом случае планер выстреливается в небо, как из рогатки. Это может быть и паровая катапульта, разгоняющая планер, или четверка лошадей, которая на полном скаку поднимает планер в воздух, как мальчишка воздушный змей. А как только безмоторная машина окажется в воздухе, ее главным мотором, простите меня за тавтологию, станут восходящие воздушные потоки, поднимающиеся от разогретой солнцем земли. Чем сильнее такие потоки, которые можно обнаружить по образующимся над ними кучевым облакам, тем выше может подняться планер и тем дальше улететь. Но нам пока рекордов не надо. Нужна простая и надежная в эксплуатации и управлении машина, на которой мы в минимальные сроки смогли бы обучить максимальное количество народа полетам на аппаратах тяжелее воздуха.

– Яков Модестович, – сказал император, – надеюсь, что вы спроектируете и построите заданный эскизным проектом планер, ибо ничего особо сложного в нем нет. Ну, а уж мы возьмем на себя обязанности его правильного применения.

– Да, ваше императорское величество, – Гаккель был восхищен открывшейся перед ним перспективой, – я сделаю все, что в моих силах. Но мне хотелось бы знать, какие на это будут ассигнованы суммы, и какими производственными мощностями я для этого смогу воспользоваться.

– А вот для этого, Яков Модестович, – усмехнулся император, – здесь и находится купец, промышленник и предприниматель Сергей Сергеевич Щетинин, который не менее вас болеет за интересы отечественного воздухоплавания. Не имея конструкторского таланта, Сергей Сергеевич готов приложить к этому делу свои финансовые и организационные способности. Не так ли, господин Щетинин?

– Все так, ваше императорское величество, – кивнул Щетинин, – но только один я это дело не потяну. Нужно создавать акционерное товарищество или объявлять подписку.

– Обойдемся без подписки, – отрицательно покачал головой император, – мы создадим акционерное товарищество закрытого типа. При этом у вас будет двадцать процентов акций. Пятнадцать из них вы внесете деньгами, и пять будет стоить ваш организационный талант и должность главного управляющего. У господина Гаккеля, как у главного конструктора, будет десять процентов, у эскадры адмирала Ларионова – двадцать, половина взноса деньгами, половина технической информацией. Оставшиеся пятьдесят процентов плюс один голос будут поделены поровну между государственной казной и моим личным кошельком, причем свой личный взнос я осуществлю деньгами, а казенный – соответствующим по профилю промышленным предприятием. Устроит вас такой вариант, господа?

– Такой вариант меня устроит, ваше императорское величество, – кивнул Щетинин, – но прежде, чем окончательно соглашаться, надо все как следует подсчитать. Тут расходы выйдут не на один десяток тысяч рублей.

– А вы, Яков Модестович, что скажете? – спросил император.

– Я-то согласен, – инженер все никак не мог оторвать взгляд от папки в руках полковника Хмелева, – но только вот…

– Ну, тогда, – сказал император, – мы начнем работу, а господин Щетинин присоединится к нам чуть позже, если успеет. Хорошие управляющие в России встречаются все же чаще, чем авиаконструкторы. Сейчас вы, Яков Модестович, вместе с господами Тамбовцевым и Хмелевым заключите договор и, если не будет возражений, подпишете его. Господин Щетинин, если он передумает и решит присоединиться к вам сию же минуту, тоже может проследовать вместе с вами. На этом все, господа, наша встреча закончена.

Господин Щетинин, конечно же, решил присоединиться. Дураков, отказывающихся от такого выгодного дела, нет – ведь поучаствовать в нем предлагает сам император, да и речь в данном случае может идти просто об огромных деньжищах!

2 октября (19 сентября) 1904 года.

Санкт-Петербург. Зимний дворец.

Готическая библиотека.

Император Михаил II

В числе лиц, коих я намеревался сегодня принять, помимо прочих посетителей был посланник иностранной державы, с которой в последнее время у нас сложились весьма неоднозначные отношения. Я имею в виду Великобританию. Отношения с родиной просвещенных мореплавателей у нас сложились настолько сложные, что просьба об аудиенции заставила меня задуматься о некоей тайной причине, толкнувшей господина посла на этот поступок. А начиналось все так…

Два дня назад во время очередной рабочей встречи министр иностранных дел Петр Николаевич Дурново передал мне записку британского посланника Чарльза Гардинга. В ней, если исключить положенную в таких случаях словесную мишуру, была просьба принять его для решения одного «очень важного вопроса». Последние слова в записке посланник многозначительно подчеркнул.

Я вопросительно посмотрел на Петра Николаевича, но тот лишь пожал плечами.

– Простите, ваше величество, – сказал он. – Я попытался узнать причину, по которой господин Гардинг хочет увидеться с вами, но ни он сам, ни мои источники так мне ничего толком и не сообщили. Понятно, что у нас немало вопросов к британцам, как и у них к нам. Все они требуют решения. Но в подобных случаях дипломаты проводят предварительный зондаж, вчерне прорабатывают их и только потом начинают официальные переговоры. В последнее время мы никакого предварительного зондажа по спорным вопросам с британцами не вели. Так что, ваше величество, я сам в полном недоумении.

Я задумался. С одной стороны, я мог отказать сэру Гардингу, найдя для этого вполне уважительную причину. Но, с другой стороны, вопрос мог быть действительно важным. И тогда, отказавшись от встречи, я потеряю самое дорогое – время.

– Хорошо, Петр Николаевич, – я наконец принял решение. – Я приму британского посланника завтра. Скажем, в полдень. А вас попрошу к утру прислать мне папку с кратким обзором наших взаимоотношений с Британией…

И вот передо мной стоит сэр Чарльз Гардинг, посол Соединенного королевства. Выше среднего роста, сухощавый, с тщательно подстриженными усиками. Словом, типичный джентльмен. Из досье, полученного мной от Александра Васильевича Тамбовцева, я узнал, что в их будущем Гардинг сделает неплохую карьеру, став через полтора года заместителем министра иностранных дел Великобритании, а в 1910 году – вице-королем Индии. Но мне почему-то кажется, что в нашей истории для сэра Чарльза возможны и несколько иные повороты в его дипломатической карьере.

– Ваше величество, – обратился он ко мне после приветствия, – я рад вручить вам личное послание моего короля Эдуарда VII. Он также хочет передать личное письмо своей дочери Виктории. Его королевское величество полагает, что принцессе хорошо в Петербурге, и он очень рад этому. Скажу более – мой король желал бы лично в этом убедиться, посетив с визитом вежливости Санкт-Петербург. Он ожидает вашего согласия принять его в любое удобное для вас, ваше величество, время.

Гм, вот, значит, что… Похоже, что дядюшка Берти желает продолжить ту знаменательную беседу, которая не так давно состоялась между нами у берегов Англии. Ладно, пусть приезжает. Худой мир лучше доброй ссоры. Хотя, как мне кажется, если он будет слишком лоялен к России, то с ним может произойти какой-нибудь несчастный случай. Британские толстосумы слишком сильны и могущественны. Они немного помозгуют и найдут себе более покладистого короля.